Инициатива её проведения принадлежала писателю Алексею Максимовичу ГОРЬКОМУ, и стала потом ежегодной. В народе эти праздники стали называть "Горьковские ёлки".
Предлагаем вашему вниманию статью "А.М.Горький и детвора" нижегородского журналиста и краеведа Александра Николаевича БЕЛОЗЁРОВА (1883-1954), которую он написал в последние годы своей жизни. Опубликовать не успел, а потому материал остался среди бумаг автора, которые спустя примерно четыре десятилетия по его кончине оказались в Центральном архиве Нижегородской области. Здесь названная статья и была обнаружена, после чего впервые увидела свет в книге «Максим Горький и писатели провинции» (Н. Новгород, 2017). В ней рассказывалось, в том числе, и об организации А. М. Горьким в Нижнем Новгороде новогодних елок для детей городской бедноты. О том, как проходили эти праздники, вы можете узнать из предлагаемого отрывка статьи.
А. А. БЕЛОЗЕРОВ
А. М. ГОРЬКИЙ И ДЕТВОРА
/Отрывок/
Ярким и незабываемым праздником для детворы были горьковские новогодние ёлки. Старый Нижний жил тусклой, будничной жизнью. Отцы города – гласные городской думы, купцы, либеральные земцы и богатые мещане заботились только о своих собственных детях. Они баловали их ёлками на дому или устраивали ёлки в некоторых школах. На детей городской бедноты, жителей окраин и прибрежных слобод, в том числе и знаменитой своими трущобами «Миллионки» никто не обращал внимания.
Впервые в защиту этих обездоленных судьбой малышей выступил А. М. Горький, начав газетную и общественную кампанию. Первая «Ёлка» была устроена в январе 1900 года в здании городской думы на 500 человек, с разными подарками и сластями. Для собирательства детей по захолустьям города Горький мобилизовал передовую студенческую молодежь, курсисток, учителей. «Ёлка» прошла удачно.
По поводу прошедшей «Ёлки» он тогда писал в «Нижегородском листке» (1900. № 9): «Много было хорошего на этом детском славном празднике, много такого, что умиляло душу, много трогательнодетского, по-детски чистого и наивного, по-детски смешного». Но Горький хотел большего для детей. В той же статье, обращаясь к «отцам города», он рисовал суровую перспективу для детворы: «Подумайте, господа, ведь эти 500 детей, быть может, одна десятая всех полунищих ребятишек нашего города. Подумайте, что их ждет в будущем? Они будут пьяницами, по примеру родителей, они едва ли будут когда-либо полезными членами общества. Нет, вероятно, они будут членами малолетних преступников. Счастливейшие из них умрут от истощения, от заразных болезней, от побоев пьяных отцов. Огромнейшее большинство из этой массы детей неграмотно и едва ли получит возможность научиться грамоте – уж по одному тому, что им не в чем ходить в школу, не на что купить книг и, наконец, потому, что те из них, которые постарше, являются рабочими членами семьи – няньками, воспитателями своих младших сестер и братьев…» И тут же Горький указывал, что помощь детям бедно ты должна быть более ощутимой и систематической, постоянной: «Нужно организовать правильную помощь, правильную и солидную. Городу положительно необходимо устроить участковые попечительства о бедных и выработать широкий план помощи беднякам и, главное – их несчастным и голодным детям».
Высказанная Горьким мысль об участковых попечительствах была подхвачена частной инициативой и в некоторой степени осуществлена. Городская же управа оставалась к делу помощи бедноте равнодушной.
Воодушевленный удачей первой «Ёлки», А. М. Горький в следующем году организует вторую «Ёлку», но уже в огромном Кремлевском военном манеже, рассчитывая на большее количество детворы. Накануне этого праздника он снова выступил в «Нижегородском листке» со статьей (1900. № 306), в которой заботливо говорил: «В этом году мы объявляем сбор пожертвований немного раньше, дабы устроить ёлку, во-первых, для большего количества детей, во-вторых, без суматохи и усталости. Желательно собрать на ёлку 1000 детей самых обездоленных, не участвующих ни в каких ёлках, вроде школьных. Дети будут собраны с окраин города от 5 до 12 лет. Хочется всем им дать какой-либо существенный подарок и устроить хороший, радостный день для них».
«Ёлка» превзошла ожидания: она привлекла около 1300 детей. К этому делу была привлечена уже имевшая опыт прогрессивная молодежь и большая группа «дам интеллигентного общества» (жены врачей, юристов и проч.), которую Горький впервые посадил за рабочий стол для кропотливой заготовки елочных подарков, а иных командировал по магазинам для собирательства и закупки разных вещественных и съедобных подарков. Сам он хлопотал в этом деле больше всех и наряду со студентами обходил городские трущобы, записывая беспризорных детей.
Благодаря авторитету и обаянию Горького, пошло навстречу детскому празднику и местное купечество. В качестве пожертвований на «Ёлку» появились ценные вещи: полушубки, пальтишки, шапки, валенки, варежки, теплые чулки, фланель, бумазея, ситец и прочее. Из бакалеи – конфеты, пряники, орехи, бублики, крендели, сыр, колбаса и тому подобное. Все это сортировалось, распределялось и оформлялось в подарочные пакеты на квартире Алексея Максимовича во главе с его женой Екатериной Павловной. Много было затрачено энергии, но зато каждый был вознагражден результатом ёлки. Это был поистине детский триумф – светлый праздник, какого детская беднота купеческого Нижнего Новгорода никогда не видала. Огромная – до потолка – густая лапчатая зеленая ёлка, залитая электрическим светом, привлекала всеобщее внимание. Игры, песни, хороводы вокруг ёлки, звонкий гул детских голосов и духового оркестра – все это создавало атмосферу действительно шумного детского праздника. В руках у детей были разноцветные флажки. Сколько было несказанной радости, сколько счастья в светящихся глазах детворы! В этот день ею, вероятно, была забыта вся прошлая мрачная полуголодная подвальная жизнь. Ее сменила временно светлая улыбка радости, не сходившая с детских лиц в течение всего праздника. И, конечно, Горький был доволен и счастлив, что все так удачно. И взрослые, и «курносые гости» тянули его во все стороны: каждая группа хотела, чтобы с нею был «дядя Горький». И он появлялся то тут, то там, оживленно беседуя с детворой и со взрослыми, сопровождавшими детей.
Как всегда, около Горького был и писатель С. Г. Петров-Скиталец в своей кавказской бурке и лохматой папахе. Его необычный костюм вызывал у детей особенное любопытство, граничащее с удивлением. Но «странный» на вид «чужой дядя» был добрым и ласковым собеседником.
Каждый из детей, покидая «Ёлку», получил по два подарка: вещественный и пакет с гостинцами. Признаюсь, я, восемнадцатилетний тогда парень, присутствовавший на ёлке, искренно завидовал детям: мне также хотелось получить мешочек сладостей, которыми меня судьба не баловала, и особенно – полушубок с теплыми валенками вместо потрепанного ватного пиджака и стареньких ботинок, в которых приходилось щеголять в жгучие новогодние морозы.
После первых двух удач детские «Ёлки» стали традицией: они устраивались ежегодно либо в манеже, либо во Всесословном клубе; иногда и в отсутствие самого Горького. Но всегда казалось, что инициатор детских праздников незримо присутствует с нами на каждой «Ёлке».